Меркулов Виктор

Волжский самородок

Меркулов Виктор Иванович родился 2 апреля 1937 года. Окончил Бугурусланское летное училище в 1955 году. Летал командиром корабля, пилот-инструктором на По-2, Як-12, Як-18, Ан-2, Ил-12, Ил-14, Ан-8, Ан-26, Ан-10, Ан-12, Ил-76, Ан-124. Общий налет 21 300 часов.

Работал командиром отряда в г. Арсеньеве и г. Ульяновске. Заместитель генерального директора авиакомпании "Волга-Днепр", генеральный директор авиакомпании "Аэрофрахт".

Заслуженный пилот СССР.
 

Родился Виктор Меркулов на станции Грачевка Куйбышевской области. Жили они в стареньком бревенчатом доме, который для тепла был обмазан кизяком, а снизу на зиму присыпался завалинкой. Двор был огорожен сухим ивовым плетнем, по нему летом прохаживались гуси, утки, куры. Приходилось помогать матери по хозяйству, носить воду, прибирать за птицами, колоть дрова, работать в огороде. Он знал: чем быстрее управишься, тем больше времени проведешь на улице среди друзей. Зимой ходили на лыжах, а летом играли в волейбол или футбол. А потом всей гурьбой шли купаться на Каменку. Среди местных подростков он был, как бы сейчас сказали "авторитетом". Но тот авторитет был вполне заслуженным. Его уважали не за крепкие кулаки, а за то, что он был не только одним из лучших учеников и спортсменов школы, но и капитаном футбольной команды. Его приглашали даже играть за взрослую сборную Грачевки. Физически крепкий и смышленый паренек считался самым цепким и быстрым защитником, и многие пророчили ему славу футболиста. Кроме того, Виктор занимался гимнастикой, борьбой, боксом, стараясь везде и всюду быть первым. Быть первым среди равных себе - ох как это было непросто. Первым надо прыгать в холодную воду, лезть на дерево, а если складывалась конфликтная ситуация, то первым выходить и в честном бою отстаивать честь своей улицы, своей команды. До сих пор одноклассники вспоминают, как на спартакиаде народов СССР Виктор пробежал сто метров за 10, 9 сек. Уже один этот и по сегодняшним меркам неплохой результат подтверждал, что он вполне мог стать классным спортсменом.

После восьмого класса родители купили ему мотоцикл "харлей", и когда собственной скорости не хватало, Виктор пересаживался на стального коня, посадив к себе за спину одноклассниц, распугивая собак и кур, катал их по селу. А если кому-то нужно было срочно съездить в магазин, аптеку, вызвать врача или отвезти к поезду, Виктор со своим мотоциклом тут как тут. Доходило до того, что, завозившись с мотоциклом, он стал опаздывать на уроки. Известно: учителя любят покладистых и послушных. А тут парень стал многое себе позволять, а то и вовсе выбиваться из колеи. Хорош ученик: то одно выкинет, то другое. Он и на уроках вел себя свободно и, как казалось учителям, вызывающе, возражал им и не следовал надоевшим школьным догмам: туда не гляди, то не говори. Если что где случалось, то виноват был, конечно же, Меркулов. Вызывали в школу родителей, жаловались. После таких проработок Виктору хотелось махнуть на все рукой и уехать куда глаза глядят.

Вообще мальчишек, будущих защитников Родины, должны воспитывать, конечно же, не женщины. Их предназначение в другом. Хорошо, что в жизни у Меркулова в очень непростой отрезок перед окончанием школы встретился учитель, который хорошо разбирался в психологии подростков и сам мог показать пример во всем. Это был Виктор Фомич Тринда. Был он учителем физкультуры и военного дела в той школе, где учился Виктор. Конечно, все знали, что он бывший военный летчик. Во время войны в одном из боев был подбит и сел на нейтральную территорию. Под обстрелом с двух сторон устранил в самолете неисправность и взлетел над ошарашенно глазевшими немцами. В школе ребята боготворили его. Всегда и везде Тринда был с ребятами. Учил не только метко стрелять, правильно бегать и прыгать, но и умению постоять за себя. К Виктору Меркулову он относился с особой симпатией. Возможно, что-то в нем он видел от самого себя. В десятом классе, когда в очередной раз Виктор решил бросить школу и уехать из села, Тринда догнал его на станции, посадил в мотоцикл и привез обратно в школу.

- Не дури, Витька, ты будешь летчиком, - сказал он. - Я тебе сказал будешь, значит, будешь!

И подсказал директору школы, чтоб держали парня в школе и не придирались по пустякам.

На школьном вечере, увидев одиноко сидевшего Меркулова, он подошел к нему и, показав глазами на очень правильную и самую красивую девушку из параллельного класса Феоктистову Галю, улыбнулся:

- Вон твоя девушка, будешь танцевать с ней, - уже как младшему брату сказал он.

Меркулов удивленно вскинул на него глаза: надо же, Фомич и это заметил! Галя Меркулову очень нравилась. Но подойти к ней было страшнее, чем прыгнуть зимой в холодную воду. Видимо, и она его приметила, но не подавала виду. К тому же хулиган, каких свет не видывал. Это для нее он лазал по садам и ломал сирень. Сирень она брала, но на него - ноль внимания. И Виктор после слов Виктора Фомича на негнущихся ногах через весь зал пошел приглашать Галю. Будущий летчик должен уметь преодолевать робость и атаковать цель с любой дистанции и в самых неблагоприятных условиях. Но Галя словно ждала его, на том вечере танцевала только с Виктором. После, когда они вышли из школы, Меркулов спросил, далеко ли она живет. Оказалось, далеко, на другом конце поселка. Так далеко он ходить не привык. В голове мелькнула мысль, сбегать домой, завести "харлей" и домчать ее до дома с ветерком. Но ей хотелось пройтись пешком. Такой вечер, вернее, такая ночь бывает раз в жизни. И он пошел провожать ее на другую сторону села. Галя девушка наблюдательная, конечно, заметила его секундное колебание. И потом частенько вспоминала тот случай и стыдила за лень.

Все произошло так, как и предсказывал Тринда, после окончания школы Виктор поступил в Бугурусланское летное училище. А там началась совсем иная жизнь. И рядом были такие же атаманы, сорви-головы: поэт Борис Серулев, еще один любитель русской литературы Александр Борисов, законченный прозаик Виталий Ржевский и любитель крепких русских выражений Виктор Митасов. Ребята, которые за словом в карман не лезли; все спортсмены, футболисты, хоккеисты, легкоатлеты. Авиация отбирала для себя самых здоровых, сообразительных и подготовленных. В те годы летчики были лицом нации. Ими заслуженно гордились, на них равнялись. Попасть в летчики считалось попасть на седьмое небо. Бугурусланское летное училище считалось в стране одним из лучших. Каждое лето оно пополнялось самыми крепкими и здоровыми ребятами со всей страны. Здесь они учились не только летной профессии, но и умению жить и общаться друг с другом. Меркулов быстро сошелся с этими ребятами, и эта дружба на всю жизнь. Вместе летали, ходили на танцы, участвовали в соревнованиях на первенство Бугуруслана. Кроме того, еще в их жизни была художественная самодеятельность - весь город мечтал попасть на заключительный концерт летчиков. Виктор хорошо играл на баяне, любил петь русские романсы. А бугурусланские девчата любили песни в исполнении Серулева и Меркулова.

После окончания летного училища Меркулов остался на инструкторской работе. Теперь уже он учит летать других. Но не только учил, но и сам учился умению руководить и воспитывать курсантов. Чего греха таить, были среди них очень даже сообразительные и предприимчивые, за которыми был нужен глаз да глаз. Например, курсант Тростянка, которого и через много лет вспоминали в училище как самого недисциплинированного и неуживчивого. Меркулов решил построить свои отношения с ними на доверии. И не ошибся. Оставаясь за старшего в летнем лагере, он ставил перед курсантами простую и, в общем-то, обычную задачу - навести в казарме и лагере порядок, а после всех до вечернего построения отпускал в Завьяловку. Там был старенький клуб, танцы под радиолу - вот и все развлечения. Погуляв по деревенским улицам и сходив в клуб, курсанты возвращались в лагерь. Не было самоволок и других нарушений, которые происходили, когда молодых парней некоторые инструкторы старались держать на привязи.

И здесь, обучая курсантов, инструкторы продолжали между собой негласный спор, кто лучше летает, кто точнее чувствует самолет. Чаще всего такие соревнования Меркулов вел с Виктором Митасовым. Бывало, на аэродроме возле посадочного "Т" разложат газету и начинают при посадке попадать в нее колесом. Командир эскадрильи Юрий Федорович Ваничкин, сам превосходный летчик и методист ругался, но в душе и гордился своими инструкторами.

- Сразу видно, летчики, а не слюнтяи, - довольно хмыкал он, когда с командной машины в бинокль видел, как кто-то из его инструкторов колесом попадал точно в газету.

В шестьдесят первом Меркулов решил попробовать себя в качестве рейсового пилота и уехал в Иркутск. Здесь располагался один из крупнейших в стране авиационных отрядов. И техника была самая новейшая: Ту-104, Ан-12, Ан-10, Ил-14. Среди летчиков было немало тех, кто сбивал немецкие самолеты в годы войны. Были еще и хорошо помнившие тех, кто открывал первые трассы в небе Сибири и Якутии, кто летал на знаменитой гидроаэролинии, соединяющей Иркутск с Якутском, кто обслуживал самолеты Молокова, Доронина, Водопьянова - первых Героев Советского Союза. Нет, и здесь, среди сибирских знаменитостей, Меркулов не затерялся. И здесь оказались друзья, со многими он познакомился еще в Бугуруслане: Борис Иванов, Александр Ингашов, Евгений Змиевский, Федор Борисенко, Валентин Свиридов, Евгений Замурий, Эдуард Московский. С ними можно было и в небо, и в клуб юных моряков, чтобы там за кружкой пива провести уже неформальный разбор полетов, рассказать о необычных случаях. Усевшись за столики, обсуждали неприятную для всех летчиков новость, что на стартовом здравпункте, которого все для краткости называли "будь здоров", при проверке перед вылетом у командира корабля Эдика Московского дала положительную пробу контрольная трубка и что его застукала врачиха Летина, которой министр гражданской авиации вручил за это золотые часы. С легкой руки Меркулова ее стали называть Сонькой - Золотой ручкой. На таких разборах почти всегда вспоминали инспектора по безопасности полетов Восточно-Сибирского управления гражданской авиации, "грозу" местных пилотов, ветерана второй мировой войны Константина Глушенкова, которого все для краткости называли Котей или Котярой. Невысокий, почти квадратный, с бычьей шеей, в своей неизменной белой мичманке он наводил ужас на молодых пилотов. Но был отходчив и, если говорить честно, по-своему любил молодых летчиков.

Все эти неформальные посиделки в клубе юных моряков потом были отображены в отрядной стенной газете, где местный поэт в шутливой стихотворной форме на Новый год попытался восстановить атмосферу тех разборов молодых пилотов:

Разбор полетов нынче в Кюме -
Пилотам место для раздумий.
Коньяк, селедка, марафет,
Меркулов тот собрал совет.
И как бы брови там ни хмурил
Обняв Змиевского Замурий,
Что завтра им на "будь здоров", -
Бубня, что с ним летит Шаров.
А есть еще один - Котяра, -
Задаст он всем пилотам жару;
Московский Эдик, слышь, в загоне,
Самой попался бабке Соне...
Пилоты любят тихий Кюм...
Зачем вообще им лишний шум?
Коньяк допит, потушен свет,
Меркулов там провел совет.

А на другой день ранним утром когда солнышко еще спало за Веселой горой, они, как будто и не было вечерних посиделок, встречались на Омулевской и дежурным автобусом ехали на вылет в аэропорт. Отметившись на "будь здорове", они собирались в штурманской. Кто-то готовился лететь в Братск, а кто в Мирный или Бодайбо.

Однажды Меркулов при полете в Бодайбо обогнал самолет, на котором проверяющим летел Глушенков. После посадки инспектор чуть ли не бегом бросился к самолету Меркулова.

- Ты на каком режиме летел!? - сверкнув глазами, закричал Глушенков. - Ты посмотри, у двигателей горшки красные. Запорол матчасть. Я тебе голову сверну, карась ты самарский.

Виктор Иванович ответил не сразу. Основная работа из Иркутска была на Бодайбо и Маму. Лететь туда три с половиной часа. Аэродромы там горные, расположенные в глубокой расщелине, которую пробила река Витим. Ночью они не работали. Как правило, до обеда там всегда были морозные туманы. За те два-три часа, когда они открывались на прием, надо было успеть прилететь, разгрузиться, вновь загрузиться и успеть до захода подняться в воздух. Меркулов первым ввел разгрузку и погрузку при одном работающем двигателе. И все равно зимний рейс до золотодобывающей столицы Восточной Сибири растягивался на двое и более суток. Тщательно изучив руководство по летной эксплуатации Ил-14, Меркулов пришел к выводу, что на эшелоне можно использовать повышенный режим работы двигателей. Во-первых, это сокращало время перелета из Иркутска до Бодайбо на тридцать минут. Казалось бы, ну что такое тридцать минут? Но в условиях цейтнота, который появлялся у летных экипажей в зимнее время, они оказывались золотыми. Это давало возможность выполнять рейс за одни сутки. Во-вторых, резко возрастала самолетооборачиваемость и доходы авиапредприятия. Так вот, через крики и мат вышестоящего начальства Меркулову пришлось доказывать, что нужно и можно летать на другом режиме. Не все это понимали. Законопослушные, привыкшие всегда и везде все делать по букварю, товарищи не сразу смогли понять, зачем этот молодой да ранний самарец нарывается на неприятности. Но Меркулов, раскрыв руководство по летной эксплуатации, сумел доказать Глушенкову, что те издержки с топливом, которые неизбежны при повышенном режиме работы, во сто крат окупятся при хорошей организации и грамотной эксплуатации материальной части. Выслушав его доводы, Глушенков помягчел:

- Выдрал бы я тебя как сидорову козу, - хмыкнув сказал он и, выждав секунду, уже другим тоном добавил. - Но я тебя уважаю. Неважно, как ты нарушаешь. Важно доказать, что ты это делаешь правильно.

После одного полета, когда на борту проверяющим летел начальник Восточно-Сибирского управления гражданской авиации Илья Гаврилович Земляной, Меркулову пришлось заходить на посадку в Киренске при сложных метеоусловиях. Виктор Иванович зашел и сел, как и в обычном, рядовом полете. Разбирая полет, Земляной отметил четкую работу экипажа, профессиональное мастерство командира и спросил, какие будут у Меркулова просьбы или пожелания.

- В училище у меня остался друг, прекрасный летчик Митасов, - подумав немного, сказал Виктор Иванович. - Он давно просится сюда, но кадровики не дают добро.

- Я думаю, этот вопрос мы решим в самое ближайшее время, - сказал Земляной.

Через неделю Митасов прибыл в Иркутск. Ознакомившись с личным делом, его отправили командовать летным подразделением в тот же Киренск.

С Меркуловым летать любили. Во-первых, все знали, что с ним налет часов будет всегда под санитарную норму. Во-вторых, при случае Виктор Иванович всегда прикроет от гнева начальства. В-третьих, на метеостанции, в санчасти, на складе, в радиобюро - везде его встречали как самого желанного гостя, а значит, всегда можно было рассчитывать на понимание тех проблем, которые случаются при выполнении каждого полета. Но и начальство эксплуотировало эти качества Меркулова, порою подсовывая ему в экипаж самых неисправимых и ленивых. Так было с одним бортмехаником, который мог утром прийти на стоянку и начать готовить совсем не тот самолет. Понимая, какого кадра ему подсунули, Виктор терпел, потому что сам командир отряда Иван Николаевич Шаров просил его, чтоб он потерпел и не гнал из экипажа.

- Мне осенью медкомиссию проходить надо, - улыбаясь своим тактическим мыслям, и не скрывая причин такой "подлянки", - говорил Иван Николаевич. - А у него жена терапевт. Если я его выгоню, она меня спишет. Потерпи, Виктор Иванович. Вот подойдет переучивание на Ан-12, тогда ты с ним расстанешься.

Ну, как тут можно возразить начальству? Чаще всего приходиться страдать не от своих ошибок, а от глупости и тупости других. Был еще в иркутском авиаотряде один кадр, заместитель командира эскадрильи Киселкин, над выходками и дуростью которого потешались многие. И вот Киселкин решил удивить всех и доказать, что он чего-то стоит. Каким-то образом он поступил на командный факультет академии гражданской авиации.

- Ну, теперь весь коньяк в Иркутске исчезнет, - узнав о поступлении замкомэски в академию, сказал Меркулов

- Это почему же? - недоуменно спрашивали его летчики.

- Так ему там надо будет экзамены сдавать и зачеты. Там без коньяка не обойтись.

Шутка понравилась, ее каждый раз вспоминали, когда в городе начинались перебои со спиртным. Здесь, в Сибири, как и в летном училище, летчиков использовали везде, где только можно. Например, однажды после сильного наводнения летчиков бросили спасать овец в Балаганске. И они справились с поставленной задачей.

В 1967 году Виктора Ивановича послали переучиваться на Ан-12 в Ульяновск. Инструктор Новиков сделал с ним один полет по кругу и после посадки спросил:

- Виктор, ты уже летал на этом типе?

Виктор Иванович пожал плечами:

- Нет, не летал.

- Брось врать, - сказал Новиков. - Садись, сейчас будешь летать самостоятельно.

И не обращая внимания на недоуменный взгляд Меркулова, вышел из самолета. Пришлось Виктору Ивановичу выруливать на взлетную полосу. Первую самостоятельную посадку он произвел с небольшим отделением от земли после первого касания. Зато остальные были одна в одну. Отведенное Меркулову летное время Новиков отдал другому летчику, у которого не все ладилось с переучиванием на новый самолет.

Надо сказать, командование 134 летного отряда очень быстро заметило организаторские способности Меркулова, его умение быстро и оперативно решать многие вопросы. Но особо ценило человеческие качества Виктора Ивановича. Когда наступал летний сезон и из Средней Азии начинались массовые перевозки в Сибирь овощей и фруктов, чтобы организовать беспрерывный воздушный мост в Душанбе и Фергану перебрасывались все грузовые самолеты. Работу одной эскадрильи было поручено организовать Виктору Ивановичу Меркулову. Командование знало: Меркулов сумеет найти общий язык со всеми: грузчиками, продавцами, колхозниками, диспетчерами, шоферами. И если потребуется, сумеет поговорить с ними на понятном языке. Туркменам, таджикам и узбекам нравился человеческий подход широкоскулого, веселого, крепко сложенного и не по годам разумного летчика. Со своей задачей Меркулов справлялся блестяще. Более того, после развала Советского Союза, когда Меркулов создал компанию "Аэрофрахт", к нему стали приезжать за помощью и поддержкой старые знакомые коллеги из Таджикистана, Узбекистана и Туркменистана. Они знали: с ним можно иметь дело.
 

До сих пор Меркулов не может забыть летного происшествия на Ан-10 в Мирном. Осталась она у него, как зазубрина на сердце. Известно: самолет сделан с многократным запасом прочности. Проверить ее в реальных условиях можно, но лучше всего этого не делать. Обычно летчики не летают на одних и тех же машинах. Они, в зависимости от задания, как бы передают их друг другу. Сегодня летишь ты, завтра на этой машине летит твой товарищ. Накануне на том Ан-10 прилетел из Якутска экипаж. Позже узнали, что у него в Иркутске была грубая посадка и при этом был поврежден тридцатый шпангоут. Но экипаж ту грубую посадку скрыл. На другой день, на том самолете ранним утром Меркулов вылетел в Мирный. Перед посадкой при выпуске шасси раздался скрежет. Бортмеханик Яша Орел выскочил в салон и обнаружил, что оторвалась правая стойка шасси. Он доложил о неисправности командиру. Меркулов, по рации доложив на землю о сложившейся ситуации, решил садиться на грунтовую полосу. После касания он долго, как только мог, держал самолет на левой тележке, затем самолет завалился на правую сторону и начал брюхом пахать землю, разворачиваясь в сторону аэровокзала. По пути он задел крылом топливозаправщик, тот стоял с работающими двигателями. Хорошо, что от удара он не взорвался, а стронулся с места и поехал как бы сам по себе. Царапая винтами бетон, самолет продолжал двигаться уже по перрону, пробивая осколками винта обшивку. Наконец-то остановились. Еще не до конца веря, что все обошлось, экипаж организовал эвакуацию пассажиров. Позже, разбираясь в этом летном происшествии, государственная комиссия признает действия экипажа правильными и грамотными. Будет обнаружен и конструктивно-производственный дефект тридцатого шпангоута. Прилетевший в Мирный командир 134 отряда Иван Николаевич Шаров отыскал экипаж в пилотской. Те на радостях обмывали свое второе рождение. Шаров пересчитал стоящие на полу пустые бутылки с шампанским и, схватившись за грудь, выкрикнул:

- Перестаньте курить, не то взорветесь!

- Иван Николаевич, умные люди говорят: кому быть повешенному, тот не утонет, - со своей неизменной улыбкой сказал Меркулов. - Это мы уже проверили на собственной шкуре.

Отпускать из Иркутска Меркулова не хотели. Способ удержать был один: дать такую характеристику, чтобы никуда не взяли. Но к тому времени Виктор Иванович уже имел приглашение директора Арсеньевского авиазавода, тот заявил прямо, что Меркулова он возьмет с любой характеристикой. В это время Виктора Ивановича встретил Константин Глушенков и сказал:

- Вот тебе, Витя, та характеристика, которую ты заслужил. А на этих заслуженных писак не обращай внимания.

И подал ему папку с документами. Прочитал Виктор Иванович, пожал бывшему фронтовику Глушенкову руку.

Одно шасси сломали мне в полете,
Другое оторвали на земле,
Прости, Иркутск, в последнем самолете
Я улечу, оставив память о тебе.

В те нелегкие дни, когда уже в который раз приходилось круто менять свою жизнь, он часто вспоминал командира отряда в Ульяновске Михаила Гребенко. Легендарный летчик, который главным достоинством считал умение всегда и везде оставаться человеком. Виктор Иванович хорошо это запомнил и везде, куда бы ни бросала его судьба, старался помнить слова этого человека. Через несколько дней, собрав вещи, он с женой Галиной улетел в приморский город Арсеньев. Там ему пришлось создавать летный отряд, который обслуживал авиационный завод, подбирать людей и выполнять всю работу, которую мог сделать только он. Здесь уже никто не стоял над душой, ему была предоставлена почти полная свобода набирать людей, организовывать летную работу вверенного ему коллектива. Здесь он руководствовался одним неизменным принципом: везде и во всем человек должен быть профессионалом. Тогда меньше риска, даже когда выполняешь самое сложное задание.

А через несколько лет в Ульяновске начали создавать летный комплекс. И как это было в Арьсеньеве, для организации летного авиаотряда при заводе туда пригласили Меркулова. Вновь предстояло набирать людей, тех, на кого в последующем он мог опереться и на кого мог положиться. Меркулов прилетел в Иркутск и пригласил к себе Валерия Потупо, Николая Замоздру, Виктора Головского, Виталия Меньшикова, Александра Кушкина. Они согласились поехать в Ульяновск только потому, что их пригласил Меркулов. Ехали работать не на завод, а к человеку, который взялся на голом месте создавать новый летный коллектив. И здесь Меркулову дали полную свободу. Сначала получили и перегнали на завод Ан-26 из Киева. Потом перегнали несколько Як-40. Правительством была поставлена задача к 1985 году поднять в воздух "Руслан". На самолетах из Воронежа и Киева они возили краску, уплотнения, другие необходимые для производства грузы. "Руслан" подняли на год раньше - в конце 83-го. Но, к большому сожалению, Виктор Иванович не стал свидетелем посадки "Руслана" в Ульяновске, он попал в больницу. 31 декабря стоял густой туман. Центральный аэродром в Ульяновске был закрыт. На заводском аэродроме вдоль полосы наложили покрышки, к моменту прилета самолета облили их соляркой и подожгли. Вот по этим кострам летчики и заходили на посадку. И справились с поставленной задачей.

А потом началась ломка государства, пришли совсем другие времена, и на какое-то время Меркулову показалось, что авиация стала не нужна. Семь месяцев Виктор Иванович находился на пенсии. Думал: все, с авиацией покончено. Он стал строить себе дом. Но авиация все же позвала его обратно. В Ульяновске при авиазаводе собрались энтузиасты и решили организовать свое дело, взять в аренду "Русланы" и создать авиакомпанию. Техническим директором, отвечающим за организацию летной работы и подготовку экипажей, пригласили Меркулова. В 1990 году зарегистрировались, а в 91-м полетели.

- Ты хоть соображаешь, что делаешь?- спрашивали его знакомые.

- Ничего, прорвемся, - говорил Меркулов, который хорошо знал, что именно сейчас нельзя сидеть, сложа руки. Есть самолеты, есть грамотные, подготовленные специалисты. Что оглядываться на кого-то и ждать, что кто-то сделает что-то за тебя. Таких вокруг не было. И здесь ему пришлось быть первопроходцем. Это потом уже на готовое пришли другие люди, стали говорить, что это они были у истоков создания авиакомпании. Но он улыбался, вспоминая те первые дни создания авиакомпании, имя которой вскоре будут знать во всем мире. Он вспоминал родное село, Каменку, когда надо было первому броситься с крутого берега в воду. Да, он знал, следом за ним прыгнут другие. Но кому-то надо было показать, что это дело посильное...

- Тогда мы не знали, что из этого выйдет, но мы перли буром, - скажет он журналистам, когда они его спросят, трудно ли было создавать авиакомпанию. - Все делали сами, автономно, как на подводной лодке. Учиться было не у кого, да и подобного опыта еще не было. До всего пришлось доходить своим умом. Пришел рынок, уцелеешь - пей шампанское. Ну а раздавят, разорят - снимай шапку и проси милостыню. Мы сумели удержаться. Иногда приходилось принимать нестандартные решения. Так было с заменой двигателей. Мы их покупали на Украине и перевозили по воздуху. Например, в грузовой "Руслан" входил всего один двигатель. Для хранения, чтобы, не дай Бог, попала внутрь пыль или грязь, его упаковывали в специальную капсулу. Она занимала много места. Мы предложили транспортировать двигатели, запаянные в обыкновенную пленку, заполненную силиконом. Наше предложение вызвало настоящую панику у конструкторов, они сказали нам, что, мол, тогда они не гарантируют безупречную работу двигателей. Тогда мы им сказали, что не собираемся длительно хранить двигатели, а сразу же после доставки поставим на крыло. Наши инженеры представили все расчеты, а главный инженер Рамоданов сказал, что гарантирует герметичность транспортировки двигателей в пленке. Конструкторы авиадвигателей и руководство Запорожского авиазавода почесали головы и решили попробовать. Вместо одного мы в грузовую кабину загрузили аж три двигатели и через несколько часов, перелетев в Ульяновск, поставили их на крыло. Вместо трех рейсов уложились в один. Представляете, какая получилась экономия? А сколько еще было подобных технических решений и в авиакомпании "Волга-Днепр" и во вновь созданном "Аэрофрахте".

После этого, когда некоторые руководители попытаются скопировать опыт, который имела авиакомпания "Волга-Днепр", и столкнутся с неимоверными организационными и финансовыми трудностями, бюрократическими препонами, многие, лично знающие Меркулова, назовут Виктора Ивановича волжским самородком, который не только как пилот и организатор, но и как человек может собрать вокруг себя работоспособную команду. Да и сам генеральный директор "Волга-Днепр" Исайкин будет удивляться, сколько же по всей России - да чего России, по всему миру у Виктора Ивановича знакомых и друзей. Меркулов грустно улыбнется, вспомнив строки из письма одного своего старого приятеля:

Лечу в Ульяновск, там Виталий Ржевский,
В Буграх Борисов, Борька Серулев.
Скажу я им, что свой полет прервал Змиевский,
Пенсионер давно уж Толька Киселев
Всех не собрать, отдельным самолетом
Летят друзья кто в мыслях, кто во сне
Была нам честь российским стать пилотом

В такой огромной, солнечной стране
Нам повезло быть равным среди равных,
Узнать По-2, потом поднять "Руслан",
На карте нашей, средь посадок главных
Стоит особняком Бугуруслан...
Его нам суждено хранить навечно
И помнить всех инструкторов своих,
Но нам ль не знать, как время быстротечно,

Бокал налит, я пью за вас, соратников моих.